Купрум Ярможенный, 28.03.2025
Посвящается делу доработки начатого в наш век Торбасовым «Опыта политической классификации», сквозь призму возрождения подзабытых позиций Маркса и Энгельса и почти неизвестных взглядов Алексея Разлацкого.
Идея написания нечто подобного тянется ещё с 2019, когда автор и знать не знал про Торбасова. По ознакомлению же с ним и углублению в наследие Разлацкого, хотелось написать всё сильнее, да только руки не доходили. Теперь, наконец-таки, дошли. Интересно, что дошли тогда, когда в мире происходит как раз перелом и мы стоим на грани третьей мировой.
В последние десятилетия закрепилась у нас в России имевшая место быть в иных странах в качестве общепринятой достаточно вульгарная дихотомия: существуют-де «левые» и «правые», к которым автоматически причисляются те или иные идеологии. Классификация сия стала тем идолом, вокруг которого возведён невиданных размеров фетишистский культ, орбитой, вращаться по коей призвана вся политическая атмосфера. И каждый начинающий политический блоггер или аналитик стремится «пояснить» за то, что за сыр-бор такой вокруг этих левых и правых, кто они такие, с чем их надо есть, и, конечно же, кто из них лучше и кто к кому ближе по шкале левизны-правизны.
Какие же затруднения это вызывает? Такие, что, собственно говоря, данный тип межевания политических сил — примитивный конструкт середины XX века, создавшийся первоначально лишь среди буржуазных мыслителей, не имеющий под собой никакой объективной реальности. Стройно деревце, да одного ему не хватает: живительных соков, чтобы оно не оказывалось сухорожденным.
Сейчас кто-то может сказать: «Как же так? Ведь и до этого были более левые и более правые!». Действительно, само некое деление на левых и правых, как на более и менее прогрессивных и радикальных соответственно, древнее на полтора столетия. Об этом вам будет готов рассказать любой политический обозреватель, да с такой энергией, с какой он ни за что на свете бы не решился разбирать вопросы посерьёзнее, вроде тщательного анализа того, что вообще произошло летом 2020 г. в США, чем был опыт CHAZ и т.д. Разумеется, мы с этим не спорим. Действительно, разделение на левых и правых — давнее, и возникло оно в эпоху французской революции, а может даже и пораньше.
Но вот где собака зарыта: это деление никогда не имело той абсолютной величины, которая ныне ему приписывается. Оно всегда обладало лишь относительным характером. В том-то и дело, что были более левые кто-то и более правые кто-то. «Кто-то» — здесь занимает самую главную роль в спектакле.
Всегда имелись эти самые «кто-то». Были левые и правые республиканцы. Левые и правые анархисты. Левые и правые социал-демократы, левые и правые демократы, левые и правые, наконец, коммунисты, притом уже тут у нас (у коммунистов) этот приёмчик с делением на левых и правых стал приобретать тупиковый казус: ведь все специфически левые и правые коммунисты дискредитировали себя в глазах основной их массы, как левые и правые уклонисты, а никакие не адекватные коммунисты. Левизна и правизна — существовала и измерялась, да только вот относительно чего-то весьма конкретного. Абстрактных «левых» вообще и «правых» вообще, к которым скопом можно причислять целые идеологии и типы политических воззрений, сметая всё широким взмахом увесистой руки в одну большую кучу, просто-напросто не было и никому и в голову такое безумство прийти и не могло! Левизна-правизна — как температура. Можно определить температуру воздуха, температуру тела, температуру воды. Но если кто решится вдруг воздух засунуть в apriori «холодное», а воду в apriori «тёплое», то на него посмотрят, как на человека весьма недалёкого.
Конечно, ничто не мешает умозрительно представить одни идеологии более левыми, чем другие идеологии. Но и в этом случае мы, по факту, имеем дело с относительным измерением, которое зависит от двух вещей: другой идеологии, относительно которой происходит определение большей или меньшей левизны/правизны, и общественно-политического строя. Притом эта относительность подвержена ввиду последнего обстоятельства весьма серьёзным изменениям. В одних конкретно-исторических условиях социал-либералы могут оказаться гораздо (без кавычек) правильнее и радикальнее (по идее «левее»), чем зовущие себя коммунистами и социалистами личности, во всём вроде бы как с виду исповедующие строгую коммунистическую/социалистическую ортодоксию. История знает примеры такого в лице Польши, где социал-либералы возглавили борьбу рабочего класса против «коммунистической» ПОРП и подавили некоторые социалистические оппозиционные фракции, что пытались устроить договорнячок в середине 80-ых, и в лице Чили, где социал-демократы и «правые» социалисты требовали более решительных действий, чем просоветски настроенные «коммунисты» и сочувствующие им «левые» социалисты во главе с Альенде.
Если такие сложности вырисовываются с абстрактными «коммунистами» и либералами, то что говорить про тех коммунистов, которые не на словах, а на деле выбрали тяжёлый путь следования интересам рабочего класса, а своим мерилом вещей избрали научно-революционное мировоззрение?
Уже с буржуазными идеологиями возникают сложности. Куда тяжелее обстоят дела с настоящим авангардом, выражающим интересы пролетариата. Ещё Маркс и Энгельс говорили, что «идеология — это ложное сознание», и нашей системе взглядов надо сторониться от превращения в идеологию. Как религия выродила монотеистическую веру из логичного на определённом этапе воззрения на природу вещей (и защищающего социальную борьбу низов против верхов) в культ, обслуживающий эксплуататорские классы, так идеология вырождает систему политических взглядов в застывший идол, где определённые словосочетания превращаются в лишённые первоначального содержания магические мантры, повторение которых безусловно позволит удержаться на плаву независимо от реальных действий в конкретный временной отрезок. Сохранить нашу, научную и революционную, систему воззрений от идеологического искажения — главная цель, поставленная классиками. Вышеназванные «коммунисты» этого сделать не сумели и стали относительно правыми. Однако для мира этих горе-классификаторов, они оставались абсолютно левыми! И вот в свете этого парадокса стоит задаться вопросом: а как для этого манямирочка выглядят, собственно, научно-революционные марксисты?
Меры и решения, абстрактно причисляемые то к левому, то к правому, на деле абсолютно не имеют смысла сами по себе. Всё зависит от класса, который управляет обществом и от того, как он им управляет. В зависимости от этого, государственная собственность может быть или не быть разновидностью частной или общественной собственности. Она может быть прогрессивнее или реакционней другой такой же государственной собственности в зависимости от того, говорим ли мы о национализации во время войны фашистским режимом, или в мирное время режимом буржуазно-демократическим, или во время революционного кануна ожесточающейся буржуазной «демократией», или пролетарским государством при созревших для этого условиях, или пролетарским государством при несозревших. Как до, так и после прихода к власти, в зависимости от смены обстановки действительный последовательно научно-революционного мировоззрения может несколько раз сменить позицию по вопросу национализации конкретного предприятия. Полевеет ли он с того? Или поправеет? Но если поправеет, то, получается, как будто бы «сдаст назад»? А если полевеет, то, получается, до этого был недостаточно левым? Но на деле, для нас самих, не произойдёт никакого полевения или поправения. Мы останемся на наших позициях, позициях интересов пролетариата, разнящихся в разных условиях, поскольку хотя у нас и одна истина, но, как прекрасно сказанул Ильич, «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна».
Но для свидетеля центрифужной способности лево-правой шкалы, может выйти такая ситуация (и она уже выходит как раз в нашей разнесчастной России!) для коммунистов не буквы, а духа, что годы идут, время движется вперёд, капитал лишь сильнее концентрируется, капитализм достигает кульминации, отката в прям чтобы самый феодализм — не происходит (хоть фашизм и есть реставрация феодализма в капитализме, как месячина была реставрацией рабовладения в феодализме), но при этом мы как будто бы ни с того ни с сего «правеем». Хотя по абсурдной логике лево-правости мы в ответ на ужесточение правизны должны ещё более леветь. Такая вот оказия!
На что обратить же главное внимание? Вопрос со средствами производства уже обсуждён: и тут шкала провалилась! Или постоянно в этой шкале совершать точечные правки и изменения, исходя из ситуации? Но для этого само существование данной шкалы не нужно в её варианте ньютоновской пространственной системы координат, тем более, что оно безнадёжно узурпировано уже нынешними представлениями о ней. Левизна и правизна — это идеалистические абстракции, вокруг которых возводятся культы политической мифологии XXI века. Не престало материалистам страдать такой ахинеей!
Научно-революционный ленинец-марксист не может ограничить себя подобной идеалистической демагогией. Даже относительное мантровое применение левизны и правизны в своё время привело ко всякого рода поганым забавностям, и «левые» с «правыми» коммунистами стали синонимами исключительно для «левых» и «правых» уклонистов. Что говорить о ныне вводимом абсолютном? Есть времена, когда жизнь заставляет отступать, бороться не за сами социализм и диктатуру пролетариата, а против фашизма за народную демократию и диктатуру всех демократических классов при авангардной роли союза пролетариата и незажиточной мелкой буржуазии. Есть времена, когда национализации того или иного предприятия полезны, а есть, когда преждевременны, и при допущении ошибки может понадобиться денационализация. Было время, когда такой промах с национализациями и иными преждевременно социалистическими мерами был допущен на несколько лет в масштабе целой страны. Тогда был введён НЭП, ставший громадным шагом назад, но это было необходимо во благо реальных интересов населения вообще и сохранения диктатуры пролетариата в частности. Есть времена, когда, например в ходе подготовки к оборонительной войне, приходится идти на меры отката некоторого числа социальных благ для того, чтобы сохранить их общественно-экономическую основу и большую их часть.
Были и будут временами ситуации, когда локальный бюрократ становится новым буржуа и в такую могилу заводит государственное предприятие, что даже после его свержения легче перевести предприятие в кооператив — и это вроде бы как уход назад, но на деле это даже шаг вперёд, потому что по форме государственное (и даже, по формальному заявлению, «социалистическое» государственное) на деле было буржуазным, а теперь, став кооперативом, стало частью социалистической экономики с возрождением власти рабочих.
На пути к коммунизму нужно быть порой как радикально левым, так и достаточно упрямо правым. Наша цель — коммунизм. Весьма конкретная штука, где в конечном итоге будет общественная собственность, а не частная, коллективная или государственная, где единовластие народных масс, а не демократия или диктатура, где распределение благ по потребностям за способности, а не по труду или «праву» присвоения. Строй, не виданный ещё мирозданием. Строительство этого общества не может не породить самых разнообразных проблем, решение которых не всегда ординарно.
Шкала левизны-правизны неспособна описать всё множество подобного рода ситуаций, зачастую переплетающихся между собой и требующих весьма экстравагантных подходов, небывалой гибкости ума, которую подобная метафизика «либо всегда лево, либо всегда право» (с плохо определённым тем, что вообще такое лево и право в данных случаях) — убивает, не оставляя ни единой возможности на творческий подход, который единственно может служить интересам рабочего класса.
Нужно признать, что привычная ньютоновская плоскость политических координат с абстрактным абсолютным размещением всегда и везде целой суммы взглядов в виде идеологий в той или иной точке — это целиком и полностью нелепый продукт буржуазной игры в конструирование совершенно недееспособной вульгарщины. Оно плохо описывает даже некоторые идеологии, не говоря уже про взгляды коммунистов антиревизионистской ориентации, то есть про нас.
Нет и не может быть «единства левых» вообще, «единства правых» вообще, и даже «единства подлинных левых» вообще или «единства подлинных правых» вообще. Всегда в конкретных обстоятельствах есть лишь весьма определённое единство передовых сил, единство передовых сил с их временными попутчиками в ходе конкретного этапа борьбы, единство передовых сил с иными из-за направления течения борьбы и далеко не всегда единые враги.
И если уж буржуазные идеологии не окажутся в состоянии отрешиться от этой бездарной глупости, то с нас спрос в этом деле со стороны истории гораздо более высок. Мы не имеем такой привилегии: думать, надо или не надо. Нынешний век ставит перед нами вопрос довольно грубо: либо отказаться уже наконец от этой глупости, либо стать заложниками её, всегда пребывая в плену иллюзий, не дающих нам в полной мере отрешиться от старого подхода и усвоить себе подход историко-материалистический, открытый некогда Марксом и Энгельсом.
И это не вопрос мёртвой буквы. Как раз наоборот: это вопрос живого дела. Готовы ли мы быть на страже интересов народных масс, не взирая на мнимую правизну или левизну, или нет. Готовы ли мы быть на страже действительных требований истории и трудящихся или же замкнёмся, заперёмся в ложной дихотомии буржуазных политических абстракций, пытаясь высчитать чуть ли не процентно «левизну» и «правизну» для определения своей правоты, вместо того, чтобы ставить вопросы конкретно, реально и в интересах демократической и пролетарской борьбы, а после и в интересах не трафаретного, а подлинного построения бесклассового общества высших производительных сил и потребностного распределения материальных благ.